Мы живем в замечательной стране. Мы гордо называем её Россией, а иностранцы называют её - РАША. НАША РАША....
Эссе.
Песня оленине
Еду в метро с чемоданом. Встречаю знакомого. "Далеко собрался?" - спрашивает он. "В Домодедово еду", - отвечаю я. "А куда летишь? Небось в Норильск?" - "А как ты догадался?" - "Да сейчас все в Норильск летят". Ну, "все" - это, разумеется, фигура речи. Вроде как "вся Москва", состоящая, как правило, человек из пятнадцати.
Все не все, но что посещение Норильска в последние несколько лет стало почти что ритуальным для изрядного количества литераторов, художников, музыкантов и артистов – это точно.
В этот раз на фестиваль с несколько оксюморонным названием "Таймырский кактус" я полетел в милой моему сердцу компании, включавшей писателя Владимира Сорокина, художников Андрея Бильжо и Марии Чуйковой, композитора Сергея Загния, телеведущей Светланы Конеген и театрального критика Дины Годер.
Небольшая, но представительная книжная ярмарка в городской библиотеке, в ней же встречи с писателями, "Музейная ночь" в местном музее. Музыкальные концерты на нескольких площадках. Что значат эти фестивали для жителей Норильска, лучше спросить у них самих. Я же могу констатировать, что во все дни фестиваля во всех местах, где что-то происходило, было не протолкнуться.
Я был в Норильске уже в третий раз, а большинство моих товарищей – в первый. Поэтому, когда мы ехали автобусом из аэропорта в город, я не смотрел по сторонам, а занял позицию наблюдающего за наблюдающими. За лицами моих товарищей, глядящих в окно, следить было никак не менее увлекательно, чем за тем, что видели они.
Дорога из аэропорта сразу же без каких бы то ни было умиротворяющих предисловий окунает тебя в, так сказать, местную проблематику. Черные – в середине мая - сугробы, покосившиеся изгороди, до сердцевины прокопченные кирпичи бесформенных промышленных строений, выползающие из многочисленных труб разноцветные дымы, заброшенные пятиэтажки с мертвыми окнами. Безобразные, вразнобой торчащие из мерзлого, густо покрытого шлаком грунта знаки и следы человеческого присутствия лишь усиливают ясное и трагическое понимание: это место не для людей. Это вообще не Земля. Это другая планета. Может быть, Марс.
Когда едешь по этой дороге, в голове все время вертится строчка из песни про Ванинский порт: "Машины не ходят сюда, бредут, спотыкаясь, олени". Это вроде бы про Колыму, где я никогда не был. Но могу предположить, что Колыма и Норильск в этом самом смысле вполне сопоставимы.
Когда едешь по этой дороге, возникает макабрическое ощущение, что из-под земли торчат человеческие кости, а некрасовская строка "а по бокам-то все косточки русские" воспринимается с какой-то безысходной наглядностью. Именно она и читалась на лицах моих товарищей. "Мой дед сгинул как раз здесь", - сказал один из них и отвернулся от окна.
По этой дороге я с утра и до вечера возил бы туда и обратно нынешних сказителей, поющих про нашу славную историю и призывающих божью и полицейскую кару на головы ее очернителей, льющих воду на понятно чью мельницу. Впрочем, ерунда, проку от этого не будет. Они лишь пожмут плечами и скажут, что не все, конечно, было гладко. А еще они скажут, что без этого было никак нельзя. А еще они скажут, что зря не сажали.
В последний день нам устроили небольшую экскурсию по городу и его окрестностям. В том числе нас свозили на вершину горы, где не так давно был установлен мемориал с выразительным названием "Голгофа". Там стоят памятники – с православными крестами, с католическими крестами, с полумесяцем, со звездой Давида. Памятники сгинувшим в норильских лагерях полякам, французам, японцам. На памятнике литовцам короткая надпись на двух языках: "Литва никогда не забудет ваших страданий". Без проклятий, без надрывной патетики - достойно и трагедийно.
Там же я поделился с дамой-экскурсоводом своим навязчивым ощущением торчащих из земли костей. "Это, кстати, бывает в самом буквальном смысле, - с профессиональной деловитостью ответила она. – Весной, когда чуть-чуть подтаивает вечная мерзлота, на поверхности может оказаться фрагмент человеческого скелета". "Эх, какую страну развалили", - мрачно пошутил кто-то.
Норильск – город в высшей степени необычный. И ощущение от него вовсе не исчерпывается мрачными видами и не менее мрачными историческими ассоциациями. Ибо и то и другое компенсируется так называемым человеческим фактором. Люди работают, рожают детей, веселятся, читают, пишут, играют в театре, учат детей музыке и танцам. Живут, одним словом. Живут и не унывают.
В городе я заметил трогательную местную моду: очень многие девушки ходят настолько загорелыми, будто все они буквально только что вернулись из Египта. "Нет, - объяснили мне, - они в массовом порядке ходят в солярий". Таким образом они как-то преодолевают свою неизбывную северность. Тяга к югу и вообще хорошо заметна в городе: названия кафе и ресторанов - это почти всегда "Дели", "Майами" или на худой конец "Сочи".
Жители Норильска – большие патриоты. "Как вам наш город?" - слышал я по многу раз за день. "Ну..." - стараясь не обидеть ничьих чувств, мямлил я. "Да мы к этому привыкли, мы этого даже не замечаем, - выручали меня норильчане. - А вот как вкусно у нас. Вы пробовали строганину? А копченого муксуна вы ели? А пельмени с олениной? У вас такого нет, это точно".
Это точно – у нас такого нет. Острая визуальная недостаточность городского пейзажа действительно возмещается сильнейшими гастрономическими впечатлениями. Когда мы попробовали карпаччо из оленины под брусничным соусом, кто-то сказал: "Я бы сочинил оду этому волшебному блюду. Я пропел бы ему хвалебную песнь". "И назвал бы ее "Песня оленине", - подхватил я, имея при этом в виду, что местные жители часто произносят слово "оленина" с ударением на втором слоге.
В Норильск в последнее время ездят "все", и правильно делают. Жители этого вроде бы непригодного для жилья места заслуживают, чтобы для них играли оркестры, ставили спектакли и читали стихи. Для меня же, помимо всего прочего, главным уроком Норильска является то, что сам невероятный факт существования этого города и его обитателей на сакраментальный вопрос "есть ли жизнь на Марсе?" дает однозначно положительный ответ.
Лев Рубинштейн
http://grani.ru/Culture/essay/rubinstein/m.137124.html
PS
У меня дед, кстати, в 38-м оттарабанил 10ть лет в Норильске. Для 30-х годов 10-ть лет это еще детский срок.
В связи с этим эссе вспомнились интервью и прочие он-лайны с различными приезжими футбольными деятелями.
Типичный вопрос из них : "Ну как вам Томск ? Понравился ?"
Помнится также ответ одного динамовского болелы на похожий вопрос : "Люди - отличные, а город дерьмо полное. И я вообще не понимаю как вы тут живете?"
