Сегодня St. Peter College пригласил всех стипендиантов Оксфорда из
Восточной Европы на Drink Party, чем я с удовольствием воспользовался, чтобы надраться немножко винца – все же я здесь веду чрезвычайно трезвый образ жизни – после Лондона пива и не пил – почти… Всего в этом году в Оксфорд приехало 15 человек из Румынии, Польши, Болгарии, Хорватии, Македонии, Украины, Грузии и России. В холле мы начали встречаться друг с другом и знакомится. Сначала нас было четверо – я и три женщины – все представились по-английски, потом две из них заговорили по-русски. Я сказал, что тоже знаю русский. Это было воспринято с воодушевлением. Познакомились по-русски. Одна из дам оказалась украинка, другая – грузинка. Начали оживленную беседу. Однако третья дама чуть отошла в сторону и замолчала. Мы спросили: What is a problem, colleague? Where are you from? Bulgaria? Do you speak Russian? Do you understand us? If you don’t speak Russian we will speak English. На что дама на чистом русском языке ответила: я прекрасно знаю русский, но я бы хотела, чтобы вы говорили по-английски. Мы с грузинкой прыснули: упс! Украинка громко возмутилась: шо за таке, и по-русски теперь побачить даже нельзя! (Как потом выяснилось, украинка была из Донецка, голосовала за Януковича, если бы была "оранжевая" ни за что бы по-русски не согласилась говорить).
Когда представительница Болгарии презрительно отошла от нас, мы с украинкой заговорили с грузинкой по-английски – мало ли что – может она тоже того – недовольна. Но грузинка сочла эту ситуацию комичной и предложила перейти все же на русский, правда, попросила, чтобы мы не называли ее страну «Грузия». Весь мир говорит: «Георгия» и только русские говорят «Грузия», а это неправильно. С чем мы, естественно, незамедлительно согласились. На самом банкете появилась профессор из Оксфорда, специалист по истории России. Пришла попрактиковаться в русском. И как давай меня теребить про
специфику и общий исторический фон Власовского движения – на что я, отхлебывая красное Бордо (а другого, как говорил А. Смертин в программе «Наша сборная» и не бывает), только успевал отмахиваться: да я, Ваше благородие, в общем-то того, этого, житие мое…». Зато пораспрашивал ее об Оксфорде, о работе, о студентах, и она на русском мне все толково объясняла. Жаловалась, что государственные ассигнования на образование Великобритания сокращает и потому, например, их библиотекари в знаменитой Бодленской библиотеке живут, практически, впроголодь, получая какие-то 20тыс. фунтов в год – я вспоминал про свою доцентскую зарплату на полторы ставки в 2,5 тысячи фунтов в год и понимающе кивал головой – ой, как же тяжко живется оксфордским библиотекарям! Поговорил с румынским философом, занимающимся Аристотелем. Когда я в ответ на его вопрос сказал, что от Томска 4 часа лету до Москвы и еще столько же до Лондона, он с большим удовольствием закряхтел: о, в какой же дыре вы живете! (говорил он это по-английски: o, it so far away from Europe!) Я вновь, улыбаясь, закивал, подумав при этом: motherfucker, Чеушеску на тебя нет!
Потрещал немного с хорватом об экономике, об учебе, о выступлениях сб.
Хорватии на чемпионатах мира по футболу. Профессор английской литературы, забредший к нам на огонек, допытывался у меня о судьбах русской философии, на что я ответил, что в России был только
один философ – Достоевский.
Выдвинулся я оттуда пьяненький, в хорошем расположении духа – правда, в Англии пошли дожди, мокро – это немного напрягает…